Египетский манускрипт - Страница 90

Общение барона с реконструкторами-кавалеристами закончилась ожидаемо – к нему подвели коня, и Корф, предварительно подергав какие-то ремешки (Ромка не разбирался в лошадиной упряжи), взлетел в седло. Реконструкторы расступились; барон несколько раз крутанул коня на месте, пустил короткой рысью, а потом пошел размашистым галопом. Доскакав до дальнего края поляны, Корф развернулся, выхватил палаш и, выставив его между ушами лошади, как пику, пустил коня в карьер. Зрители зааплодировали, и уже через несколько минут было решено, что барон примет участие в шоу. А так как снежно-белый мундир, кираса и каска с литым орлом мало подходили к окопам, пулеметам и запачканным землей гимнастеркам, Корфу предложено было принимать заключительный парад участников баталии, что он и проделал с истинно лейб-гвардейским блеском.

Для Ромки тоже нашлось дело: вместе с русской пехотой он послушно бегал в атаку и отступал, изображая бегство от плюющегося огнем немецкого броневика, выползшего к самой линии русских окопов. И вот теперь, вместе со всеми, кричал «ура» великолепному барону, отдававшему честь перемазанным, грязным, усталым, но несказанно довольным реконструкторам.

На том шоу и закончилось. Барон, в сопровождении Ромки и доктора, прошелся по фестивальной поляне. Отдельно он задержался возле бронеавтомобилей, аэроплана и кургузой шестидюймовой мортиры; Ромка заметил, как горели глаза барона, когда он гладил ладонью грозный некогда металл.

Уже после, под конец праздника, Каретников попросил у Романа номер его мобильника – оказывается, доктор пытался уже обменяться координатами с Корфом, но встретил полнейшее непонимание. Ромка просьбу выполнил и послушно ответил на пробный звонок – не отказываться же было в самом деле? Солнце над Коломенским клонилось к закату, и пора было подумать о возвращении – на Гороховской их наверняка уже ожидал Яша.

…В тоннель вышли в полной темноте. Фонарей было два: налобник Дрона и ручной прожектор Виктора, мощный, но, увы, стремительно пожирающий батарейки. Дрон посетовал, что не решились идти по диггерской классике – с кусками плексигласа, горящими коптящим, оранжевым пламенем. Так удобнее: в ровном, мягком свете и разглядишь больше, и чего нет – не почудится.

Убедившись, что никто за ними не гонится, диггеры принялись осматриваться. Ходов было два – оба запертые мощными решетками с солидными, но проржавевшими замками. Видно было, что не открывали их лет тридцать, не меньше. Обследовали на предмет проникновения первый – и сразу стало ясно, что тут ничего не светит. Со вторым было немного получше: у створок имелся небольшой свободный ход, и если отогнуть одну из них – был шанс пролезть сверху. То есть худощавый и гибкий Виктор и пролез бы, но Дрон, личность крупная – уже никак. Но повезло: луч налобника, скользнув по решетке, высветил узкую дыру – одного из поперечных прутьев не хватало.

Надо было пробовать. Виктор просунул в дыру сначала голову, а потом пролез целиком. Подошла очередь Дрона – сначала он застрял в плечах; потом застряла грудная клетка. Виктор попробовал тянуть спутника – тот взвыл, явственно ощутив, как сминаются ребра.

Пришлось скидывать верхнюю одежду и протискиваться заново, оставляя на арматуринах клочья кожи, – и через минуту слегка помятый Дрон стоял по ту сторону решетки. Буркнув что-то о том, что решетку в следующий раз придется пилить, он оделся, и группа двинулась дальше – и, пройдя еще метров триста, уперлась в гермозаслонку.

На этот раз преграда была посолиднее – толстенная, тяжеленная, непреодолимая. Обследование показало, что ворота снабжены давно сгнившим электроприводом; открывать их вручную не стоило и пытаться. Сбоку от них, по счастью, нашлась неприметная щель. За ней нашлась маленькая комнатка; из нее вел небольшой, полметра на полметра, лаз, закрытый переборкой, на манер предыдущих гермоворот, только с ручным запором. Одна из ручек сразу оторвалась, но заслонка распахнулась – и на диггеров подуло мощным потоком воздуха. Дрон поежился, вспомнив фильмы про подводные лодки: он смотрел в темноту за дверью и ожидал, что сейчас за потоком воздуха на них хлынет вода…

Но ничего подобного не случилось. Сразу за дверцей, с другой стороны, стоял здоровенный воздушный фильтр. Все стало ясно: помещения эти проектировали и строили не просто так, а в условиях холодной войны, – вот и сделали из них по совместительству бомбоубежище. Глубина порядочная, двери толстенные, герметичные, система жизнеобеспечения…

Дальше было проще. Несколько поворотов вывели в длиннейший коридор, настоящий «тягун», по самым скромным прикидкам, в полкилометра. Дрон живо вспомнил такие же вот бесконечные подземные тоннели в подвалах больницы, где ему довелось когда-то работать охранником. Поначалу он находил некое удовольствие в том, чтобы в ночную смену обходить гулкие подземелья, хотя это и не входило в его прямые обязанности. И однажды встретил пару угрюмых санитаров, везущих на коляске голого мертвеца с бирочкой на пальце ноги.

Суеверный Дрон поежился, отгоняя неприятное видение, – надо же, нашел что вспоминать и, главное, где…

Периодически в тоннеле попадались такие же герметичные заслонки, только все они были открыты. Около каждой на стене был рубильник – видимо, чтобы в случае опасности можно было отсечь часть тоннеля.

Бесконечный коридор уперся в решетчатую дверь, закрученную ржавым болтиком. Одолеть его оказалось непросто – гайка приржавела, в ход пошли плоскогубцы из Витькиного мультитула, еще пара минут – и они оказались в комнате, посреди которой стояла… Турбина! Нет, не самолетная. Это был вентилятор бомбоубежища, законсервированный много лет назад: комья черной смазки давно окаменели. За турбиной нашлась вертикальная вентиляционная шахта высотой в десяток метров и ржавый скоб-трап. Дверь, ведущая наружу, посопротивлялась меньше минуты – и Дрон с Виктором вышли из подвала на свежий воздух, во дворик-колодец, каких много в центре Москвы.