Но, несмотря ни на что, Яша не собирался бросать расследования. Слишком уж радужные перспективы открывались теперь перед выходцем из задрипанного еврейского местечка, что в пяти верстах от Винницы. Детство Яши прошло в грязноватом, тесном, провонявшем луком домишке отца-сапожника; на острого умом мальчугана обратил внимание ребе и присоветовал отдать Яшу в хейдер.
Но Яша не оправдал ожиданий меламеда; мальчика не увлекло изучение хумаша и талмудических премудростей. В одиннадцать лет с помощью дальнего родственника, державшего на винницком базаре мясную лавку, Яков поступил в гимназию и проучился там целых два года. Потом добросердечный мясник умер, платить за обучение стало некому – семья Якова и без того едва сводила концы с концами, так что его ожидала незавидная участь подмастерья у соседа-часовщика. Там Яша провел еще год, остро завидуя бывшим одноклассникам, продолжавшим бегать в гимназию.
Мальчик ни на минуту не оставлял мечты вернуться к учебе или хотя бы сдать за курс гимназии экстерном. Осуществить эти планы помог спившийся преподаватель математики Винницкого реального училища, поляк и вольнодумец Станислав Крановский. Он дал Яше кое-какие учебники и помогал в свободное время овладевать науками.
И тут судьба вновь улыбнулась Яше – сосед-часовщик по возрасту отошел от дел и продал мастерскую; мальчика же порекомендовал общему родственнику, Натану Ройзману, державшему часовую лавку не где-нибудь в Кологриве, а в самой Москве! Ройзман принял винницкого племянника с неохотой, но скоро переменил мнение – молодой человек выказывал живость ума, редкую исполнительность и, главное, недюжинные таланты по части деликатных поручений. Так что Якова не обременяли часовым делом – хватало занятий в областях, требующих его «особых» способностей. За время жительства в Москве он успел составить себе некоторую репутацию; соплеменники Ройзмана все чаще и чаще обращались к старому часовщику с просьбой прислать Якова разобраться с каким-нибудь заковыристым поручением, оказавшимся не по зубам их собственным приказчикам. Яша охотно брался за такие дела, собирая понемногу деньги на будущую учебу в университете; в том, что ему по силам сдать весь курс экстерном, молодой человек не сомневался. И вот теперь – служба у Олега Ивановича, возможность разом решить вопрос с оплатой учебы, а в качестве довеска – разобраться в загадочной и опасной истории пропавшего доцента Евсеина и зловещего бельгийца.
Яков неспешно зашел во двор дома Овчинниковых. Как ни странно, сегодня слежки не было – видимо, противник зализывал раны после вчерашнего поражения. А может, нашли себе дела поважнее? Яков, конечно, не верил, что зловредный иностранец вот так, запросто отступит, однако факт оставался фактом: сегодня шпиков не было.
Не застав Николку (ведь договаривались же, что будет сидеть дома!), Яша устроился на лавочке в тенечке и уже приготовился к долгому ожиданию, как вдруг во дворе сделалось людно.
И на этот раз Яша пропустил момент, когда у стены за его спиной будто ниоткуда возникли люди. Молодой человек точно знал, что им неоткуда было там взяться. Он давно изучил двор вдоль и поперек, пытаясь найти хоть какое-то объяснение загадочным исчезновениям Олега Ивановича и остальных; а таких исчезновений и появлений на глазах Якова приключилось уже с полдюжины. Вот и сейчас – неизвестно откуда во дворе оказался Николка. Одет мальчик был весьма необычно – без обязательной гимназической фуражки, в курточке странного покроя, которую как раз и стаскивал с себя в тот момент, когда Яша обернулся. Да ведь разве в одной курточке дело! С Николкой было еще четверо, и одного из них Яша сразу же узнал. Это был не кто иной, как пропавший моряк! Яше было известно, что родственники Никонова места себе не находят, переживая за лейтенанта, – троюродная сестра Никонова Варенька Русакова, та самая, что была вместе с Семеновыми и Овчинниковыми на достопамятном велогулянье в Петровском парке, не раз бывала в доме на Гороховской. Глаза у барышни всякий раз были красными – видно было, что она убивается о сгинувшем лейтенанте; да и подруга ее, Марина, кузина Николки, была невесела.
Яша точно знал – последним, кто видел Никонова, был он сам и, разумеется, Олег Иванович. Яша прекрасно помнил, как оба мужчины исчезли из виду – вот здесь, в этом самом дворе. И он, Яков, в очередной раз прозевал момент исчезновения…
А теперь, значит, лейтенант нашелся? И не один – его сопровождали трое, два молодых человека и барышня. Причем барышню Никонов как бы невзначай поддерживал под локоток; та мило щебетала и с любопытством озиралась по сторонам.
Одеты эти трое были весьма необычно. Например, наряд спутницы лейтенанта иначе как непристойным назвать было невозможно. На барышне была неприлично короткая юбка, а также блузка – из ткани столь легкой, что она, казалось, просвечивала, открывая взору многое из прелестей незнакомки. Яша аж поперхнулся: в таком вольном наряде не рискнули бы выйти на улицу даже желтобилетные девицы, промышлявшие по вечерам на Цветном бульваре. Но ни лейтенант, ни идущий рядом Николка, ни мрачный, высокий молодой человек в странного покроя сюртуке, вышагивающий за ними следом, не обращали на вольный наряд девицы никакого внимания.
Сзади послышался стук и какое-то сдавленное сипение. Яша обернулся – посреди двора стоял дворник Фомич и таращился на пришельцев. Даже метлу уронил – настолько обалдел от невиданного зрелища. Николка тут же подскочил к Фомичу и, схватив его за рукав, принялся что-то втолковывать; дворник только кивал как заведенный, не сводя взгляда с прельстительной девицы. Потом поднял свой инвентарь и побрел к дворницкой, то и дело озираясь на гостей – а ну как бросятся на спину или сотворят еще чего похуже? Николка же вернулся к своим спутникам; Яшу он вроде бы и не заметил.