Египетский манускрипт - Страница 108

108

Олег Иванович не забыл. Помнил он и ненависть во взгляде сына, которым тот проводил английский броненосец. Да, похоже, у лейтенанта Никонова появляется единомышленник… неясно только – огорчаться этому или радоваться?

– Да нет, скорее всего, никакой он не разведчик и именно что бельгиец. Не забыл еще, что я тебе про их короля Леопольда рассказывал? Его вон при дворах Европы иначе как «коронованным маклером» и не называют. Мало ли какие авантюристы на него работают? Этот Стрейкер вполне может оказаться агентом Леопольда. Причем агентом – не в смысле «разведчиком», а в смысле – «коммерческим представителем». Могу себе представить, какой гешефт сделает король, если Стрейкер раздобудет ему, скажем, сведения об алмазных трубках в Конго. Их там найдут только в конце сороковых годов двадцатого века – и побольше, чем в Намибии. И золота там хватает. А может, Стрейкер для себя старается. Яблочко от яблони, знаешь ли… Я так думаю, бельгиец этот – типичный международный авантюрист, вроде Морица Беневского.

– Пшек? – немедленно спросил Иван. Поляков он «любил» особо трепетно, почти как англичан. – Пшеки – сплошь жулье.

– Словак, – улыбнулся отец. – Путешественник и авантюрист. Между прочим, умер королем Мадагаскара.

– Ничего себе! – восхитился Ваня. – Ну, мужик дал! Уважаю… А русские авантюристы были?

– Сколько угодно, – ответил Олег Иванович. – Скажем, корнет Саввин. У нас-то о нем почти забыли. Хотя вроде у Акунина было что-то такое…

– Не читал, – покачал головой Ваня. – А чем этот корнет знаменит?

– Да уж знаменит… – И отец устроился поудобнее. – История корнета Саввина презанятнейшая. Сей герой – конногвардеец, гусар – оказался замешан в скандале с кражей бриллиантов из оклада одной иконы. Висела та икона не где-нибудь, а в Мраморном дворце, в спальне великой княгини. И в краже подозревали не полотера или истопника, а ни много ни мало – великого князя Николая Константиновича. Было ему тогда всего двадцать четыре года, и он мило развлекался в семейном гнездышке с девицами сомнительного поведения… впрочем, не об этом сейчас речь. К той краже корнет Николай Саввин, бывший в ту пору девятнадцатилетним оболтусом, никаким боком не относился; дело, как водится, спустили на тормозах – великий князь все-таки. И вот через много лет корнет, успевший к тому времен повоевать добровольцем в Болгарии и даже отличиться под Плевной, вдруг заявляет…

Постой, когда же это было? – перебил сам себя Олег Иванович – Ну да, вроде бы в одна тысяча восемьсот восемьдесят шестом году! В общем, Саввин заявил – или еще не успел, даты я не знаю, – что никакой вульгарной кражи не было вовсе! А был «революционный» заговор, который возглавлял великий князь. И деньги от продажи бриллиантов должны были пойти на дело свержения государя императора Александра Второго. И якобы великий князь самолично передавал эти деньги Софье Перовской! А он, корнет Саввин, был поверенным великого князя в революционных делах, – хотя на самом деле только водил ему девиц.

Ну и понеслось. Позже Саввин поставлял – то есть будет поставлять – русских лошадей итальянской армии, но сбежит с деньгами. И самая грандиозная афера: Саввин делает попытку внушить турецкому султану Абдул-Гамиду, что он – великий князь Константин Николаевич и кандидат на болгарский трон. Но – не выйдет; его разоблачат и вышлют в Россию, а там определят на вечную ссылку в Иркутскую губернию.

– Круто! – одобрил Иван. – Может, он и правда революционерам бабки от князя носил? А умер, значит, в ссылке?

– Вовсе нет, – ответил отец. – Не только не умер – но дожил до революции, и уж там… В семнадцатом Керенский (кстати, его старинный приятель) – отправит Саввина в Японию, заключать «секретный мир» с Германией. Мира тот, правда, не заключит, зато в восемнадцатом будет подбивать япошек напасть на Дальний Восток и выбить оттуда большевиков. А ты говоришь – король Мадагаскара…

– И значит, как раз сейчас этот корнет все и затевает? – уточнил Ваня. История ему явно понравилась.

– Ну да, прямо сейчас. Ходит по Парижу и врет направо и налево насчет бриллиантов для «Народной воли» и революционера великого князя.

– Ясно… – задумчиво протянул Иван. – Что ж, если этот Стрейкер – того же поля ягода, что Саввин, и этот, как его… Беневский – мы с ним наплачемся.

– Это уж будь уверен, – кивнул отец. – Да наверняка он нам уже проблемы создал – вот увидишь, скоро выяснится, что это его люди на нас в Сирии охоту объявили. Больше, как ни крути, некому…

Под полом вагона залязгало, заскрежетало – поезд тормозил. Олег Иванович поморщился; он никак не мог привыкнуть к тому, как шумно работает здесь любой механизм.

– Платформа Борки! Стоянка одна минута. Просьба господам пассажирам не выходить из вагонов. Поезд стоит одну минуту! Просьба не покидать вагонов!

– Какие еще Борки? – удивился Иван. – Нет в расписании никаких Борков! Может, сломалось что?

– Да нет, вряд ли. Наверное, почту берут… – начал было Олег Иванович, но вдруг сообразил: – Борки? Ну надо же! Те самые?

– Какие – те самые? – поинтересовался сын. – Опять какое-то знаменитое место?

– И еще какое! – вздохнул Олег Иванович. – Неужели не слыхал?

Иван помотал головой.

– А что там твой Брокгауз говорит? – осведомился отец. – Ты, кажется, уверял, что в нем все на свете найти можно?

Ход был безошибочным – Иван немедленно уткнулся в планшет и принялся лихорадочно перелистывать виртуальные страницы, то и дело выглядывая в окошко – не исчезли там эти Борки, будь они неладны? Может, и искать-то уже нечего?

108